Витиеватый «дом с ракушками» – единственное, чем прославился Арсений Морозов. Представитель знатного рода и миллионер не принимал участия в семейном текстильном производстве, не разделял интереса братьев к искусству, не был ни отмечен на службе, ни замечен в благотворительности. Единственной страстью Морозова были путешествия.
В одном из них, в 1894 году на Всемирной выставке, которая в тот раз проходила в Антверпене, купец подружился с архитектором Виктором Мазыриным, открыто увлекающимся эзотерикой. На мероприятии Мазырин присутствовал как архитектор и проектировщик русского павильона. К тому времени он был уже известным мастером, автором павильонов для Парижской выставки в 1889 году и Среднеазиатской выставки в Москве (1891).
Мечтатель и романтик, Мазырин слыл у московской публики «большим оригиналом»: он верил в переселение душ и считал себя реинкарнацией некоего египтянина – строителя пирамид, поэтому дважды побывал в Египте. Архитектор много путешествовал и, как настоящий зодчий, привозил из каждой поездки альбомы зарисовок — рисунки различных зданий, понравившихся ему деталей и фрагментов архитектурных сооружений. Неудивительно, что Арсений Морозов сошёлся и подружился именно с таким мастером: они стоили друг друга. На фото слева Виктор Мазырин, справа Арсений Морозов.
Мазырин сразу принял заказ Морозова на строительство особняка, но никаких конкретных пожеланий у будущего заказчика не было. Мазырин спросил: в каком стиле строить?
«А какие есть вообще?» — поинтересовался Арсений.
«Классический, модерн, мавританский…» — начал перечислять зодчий.
«А, строй во всяких! У меня на все денег хватит!» — заявил ему Морозов.
Для поиска вдохновения Морозов и Мазырин отправились в совместное путешествие по Европе, выбрав южное побережье. Подходящий дом нашелся в португальском городе Синтра: молодому промышленнику больше всего понравился дворец Пена, который был построен во второй половине XIX столетия по проекту немецкого архитектора Людвига фон Эшвеге для местного принца – Фернанду II. Фото из Сети.
Во время строительства замка синтровского дворца немец Эшвеге не ограничивался единым стилем – в здании проглядывают черты мануэлино, готики, ренессанса, мавританского и восточного стилей. По тому же пути пошел и Мазырин. Стиль дома на Воздвиженке архитекторы называют псевдомавританским. Дом украшают характерные колонны и башни, но внешняя и внутренняя отделка позаимствованы из других направлений. Чтобы особняк не показался скучным, каждый зал был отделал в разном стиле: псевдоготика, ампир, барокко, китайская и арабская комнаты.
Еще до окончания работ в адрес особняка и его владельца посыпались насмешки. Сам Арсений рассказывал друзьям о бурной реакции матери, Варвары Алексеевны Хлудовой, приводя ее слова: «Раньше одна я знала, что ты дурак, а теперь об этом узнает вся Москва».
Негативно отозвались и братья Морозова – известные городские меценаты. Сам Арсений отшучивался: «Мой дом вечно будет стоять, а с вашими картинами неизвестно что еще будет».
Критиков хватало и вне семьи. Известный исследователь Москвы Владимир Гиляровский вспоминал эпиграмму, которую после появления замка сочинил молодой актер Михаил Садовский:
«Сей замок на меня наводит много дум,
И прошлого мне стало страшно жалко.
Где прежде царствовал свободный русский ум,
Там ныне царствует фабричная смекалка».
Аристократическая Москва скептически морщилась. Граф Лев Николаевич Толстой в романе «Воскресение» дал убийственную характеристику и особняку, и хозяину: Нехлюдов, проезжая по Воздвиженке, размышляет о строительстве «глупого ненужного дворца какому-то глупому ненужному человеку, одному из тех самых, которые разоряют и грабят нас».
Прославился дом на Воздвиженке и шикарными банкетами. Собрать московский бомонд удавалось без труда – двоюродный дядя хозяина дома, заядлый театрал Савва Морозов, приводил к племяннику многих собственных друзей, в частности – Максима Горького. Арсений мог пригласить на банкет целый кавалерийский полк, а однажды заходивших встречало чучело медведя, в лапах у которого был серебряный поднос, полный осетровой икры.
Арсений Морозов жил в своем доме до самой смерти в 1908 году. Купец скончался после нелепого несчастного случая в Твери, городе где располагалась одна из семейных фабрик: прострелил себе ногу, поспорив с приятелем, что не почувствует боли благодаря силе духа, которая выработалась благодаря эзотерическим техникам Мазырина.
Получив рану, Морозов и правда не поморщился. Но умер через три дня, поскольку неснятый сапог и сильное кровотечение спровоцировали гангрену и заражение крови. После его смерти оказалось, что по условиям оставленного завещания законной жене Варваре и дочери Ирине не достается ничего из нажитого имущества.
Распорядительницей 4 млн. рублей капитала и особняка на Воздвиженке стоимостью еще в 3 млн рублей стала Нина Коншина – дама полусвета, с которой Морозов жил последние несколько лет. На наследницу подали в суд: родственникам удалось отсудить часть денег и активов, но в самом доме любовница промышленника прожила до революции 1917 года.
Раньше одна Москва знала, что он дурак, а теперь об этом узнала вся Россия.
Особняк же, воспринимавшийся современниками как нелепица, сейчас является объектом культурного наследия РФ.
Часть информации взята из газеты «Аргументы и факты». Фото без логотипов взяты из Сети.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →