Жена одного художника вспоминает, как на центральной улице они обгоняют простые сани с неказистой лошадкой, однако все встречные на роскошных экипажах и на породистых лошадях с блестящей сбруей, обгоняя, почтительно раскланиваются – сам Павел Третьяков едет. Скромно жили миллионщики, однако жертвовали щедро.
Павел Третьяков был человеком необыкновенной скромности, он никогда не выпячивался, не красовался, а спокойно увлеченно работал. Работоспособность его была колоссальная. Он ежедневно вставал в 6 утра летом купался или гулял, зимой под чашку кофе работал в кабинете, хотя бы на полчаса заходил в галерею, и в 9 утра, к приходу сотрудников, уже был в конторе. В три часа ему подавали лошадь, и он ехал в это здание на Ильинке в Московский коммерческий банк. А потом заходил в свой магазин, он был неподалёку. После обеда, если не ехал на заседание или в театр, опять работал в конторе. И затем до вечера, до глубокой ночи – с книгами в кабинете.
Павел Михайлович вел размеренную жизнь целеустремленного коммерсанта. Кстати о целеустремленности – в 27 лет в первом завещании он написал, что 100000, оставленные отцом, передает брату и сестрам, а 150000, заработанные лично, оставляет на устройство в городе общественной художественной галереи, и 40 лет методично собирал картины для этой галереи.
Отец Третьякова был купцом второй гильдии, он оставил сыновьям несколько лавок в Китай-городе, там торговали всем – от мануфактуры до дров, три жилых дома и Якиманские бани. Братья Третьяковы вели дела успешно – перешли в первую гильдию, а в торговле сосредоточились на текстиле, продавали белье постельное, столовое, одежду, ткани.
Контора торгового дома «Братья Третьяковы и Коншин» находилась в доме Третьяковых, а главный магазин – в здании на Ильинке на Биржевой площади. Братья Третьяков – это Павел старший и младший Сергей. А Владимир Коншин – бывший приказчик фирмы, ставший мужем одной из сестер и компаньоном. Павел Михайлович по старинке вел дела с родственниками. Причем и это красивое здание, где находился главный магазин фирмы, также построил родственник – муж еще одной сестры – архитектор Каминский.
Павел Третьяков познакомился с Александром Каминским в Италии, приобрел несколько работ молодого архитектора и ввел его в свой дом. Александр влюбился в Софью Третьякову, но не осмеливался объясниться с ее братом. В это время отец уже умер и главой семьи был Павел. Третьяков и помыслить не мог отпустить сестру к человеку, у которого нет постоянного дохода. О помолвке девушка сообщила сама, причем в письме. Свадьба состоялась и доход появился. Каминский стал архитектором Третьяковых и их родственников, а затем главным архитектором Московского купеческого общества. Он строил несколько зданий в год.
В 70-ые годы братья Третьяковы приобрели участок на Никольской улице, снесли часть китайгородской стены и проложили короткую улицу между Никольской и Театральным проездом. Строил комплекс зданий и торжественный въезд на новую торговую улицу, естественно, архитектор Каминский.
Павел Третьяков вырос в классической замоскворецкой купеческой семье. Он родился вот в этом деревянном доме (на фото ниже) рядом с церковью Николы в Голутвине, и окончил Голутвинский константиновский университет. Павел образовывался дома, с юных лет помогал отцу в лавке, всю жизнь много читал. Даже по дороге в банк, (а сколько ехать отсюда на Ильинку?), Третьяков брался за книгу или журнал.
И детям своим дал домашнее образование: его девочки блестяще говорили по-французски и по-немецки, играли на фортепьяно. Отправил ли бы Третьяков своих мальчиков в гимназию, не ясно, старший сын родился умственно отсталый, а младший в 8 лет умер от скарлатины.
Компаньоны – братья Третьяковы и Владимир Коншин – основали в Костроме льняную мануфактуру. Со временем мануфактура стала крупнейшим льняным производством. Они выпускали семь миллионов метров ткани в год, причем ассортимент разнообразный: от батиста до скатертей, ткали и холсты для живописи. Получается, что Третьяков занимался всеми видами предпринимательства: он выпускал ткань, владел сетью магазинов, имел в Москве шесть доходных домов и управлял Московским коммерческим банком. В ценных бумагах у него был миллион рублей.
Угловой участок на пересечении Кузнецкого моста и Рождественки братья Третьяковы приобрели в 1891 году. По проекту архитектора Каминского был поставлен трехэтажный доходный дом. Первые два этажа для торговых и конторских помещений, на третьем – квартиры. Крыло по Рождественке сдавали банку «Лионский Кредит». Есть городская легенда, что сейфы банка стояли в герметичном подвале, который для безопасности каждый вечер заливали водой из Неглинки.
В быту Третьяков был необычайно скромен: шумных сборищ не любил, вина не пил, из развлечений – все премьеры в Большом театре. Одевался консервативно в неизменный двубортный сюртук, рубашку с отложным воротником, сапоги с квадратными носками и мягкими голенищами, которые скрывали брюки, шляпа и пальто десятилетиями одного фасона. На него шил известный в Москве портной, и когда он говорил: «Мода поменялась, ваш костюм устарел!», Третьяков отвечал: «А вы шейте не по моде, а по моему вкусу!»
В 30 лет Павел Третьяков был председателем Попечительского совета училища для глухонемых на Донской улице. Он приезжал в училище так часто, как только мог, решал хозяйственные, воспитательные, учебные вопросы, присутствовал на экзаменах. Летом приглашал педагогов с детьми на свою дачу. А директора училища за свой счет отправил в Европу изучать современные методы сурдопедагогики. Здание училище было также построено на деньги Третьякова архитектором Каминским. Понятно, что малоимущие отправляли детей в школу бесплатно, за них платила городская дума или благотворители.
На фото ниже мы видим дом Сергея Михайловича Третьякова. Особняк на кромке Гоголевского бульвара и флигель-галерею (Сергей тоже был коллекционером) построил архитектор Каминский. Рассказ о Павле Третьякове не полон без его брата, не только потому, что все коммерческие дела они вели совместно. Их связывала теснейшая дружба. Сергей Михайлович причастен к созданию Третьяковской галереи.
Павел Третьяков задумывался о создании галереи рано, когда у него и десятка полотен не было. Всегда планировал передать ее городу, но городу это значит никому, поэтому он не торопился отдавать детище. Брат Сергей умер рано – в 58 лет, и по завещанию оставил свою половину дома в Лаврушинском, свою коллекцию живописи и 100000 рублей на создание городской картинной галереи, и здесь уже честнейший Павел Михайлович медлить не мог: через месяц он оформил передачу городу галереи и собрания живописи, куда вошли картины его и брата.
Как всякий коллекционер, Павел Михайлович считал свое собрание образцовым, наиболее полно отражающим развитие русской живописи, даже просил после смерти коллекцию не пополнять, мол, все лучше он купил, картин и так полторы тысячи, больше зритель не выдержит. Можно было сохранить мемориальный дом в знак уважения к основателям, и картинную галерею с развеской хозяина. Развеске Павел Михайлович придавал огромное значение – он по много раз перевешивал, подбирая соседей, свет, положение, но пошли по другому пути.
Вскоре после смерти Павла Михайловича перестроили фасад в русском стиле по проекту Васнецова, а директор галереи Грабарь перевесил картины сообразно академической логике, чтобы проследить все этапы развития русской живописи. От первоначальной галереи осталось название, выведенное вязью на фасаде: «Городская художественная галерея имени Павла Михайловича и Сергея Михайловича Третьяковых».
Имя Сергея Михайловича Третьякова, хоть и не на слуху, не ушло не из названия галереи, не из культурного обихода. Так как галерея из частного начинания стала крупным государственным музеем, перед входом поставили сначала Ленина, затем Сталина и только в 1980 году гранитного основателя. Это работа скульптора Кибальникова. Кстати, сам Третьяков скульптуру не любил и не собирал.
И никогда не встречал вот так посетителей перед входом. Придет знакомый купец или великий князь – не важно: «Скажите, хозяина нет, срочно вызван по делу!» Когда Третьяков узнал, что в Москву в галерею собирается Иоанн Кронштадский, один из популярнейших людей того времени, то немедленно уехал в Кострому на фабрику. А чтобы избежать чествований и поздравлений после передачи галереи городу, вообще уехал за границу.
Павел Михайлович показывал лично картины только друзьям, и один раз принимал императора. Александр III прибыл без большой свиты, только с семьей и семьей брата Сергея Александровича. Третьяков встретил императора на лестнице и затем показывал собрание. В зале Васнецова был устроен буфет, сидела императрица, остальные стояли. Император поднял бокал шампанского за здоровье хозяина, он прекрасно знал Третьякова.
Александр сам коллекционировал русскую живопись, и однажды не смог на выставке приобрести ни одной понравившейся ему работы, они все были куплены московским собирателем. «Хотел купить, а купец перебил!» – бросил император. С тех пор было официально запрещено продавать на выставке работы до ее посещения императором. Ну а Третьяков приспособился покупать картины еще в мастерских художников, до выставок.
Павел Михайлович открыл двухэтажную картинную галерею рядом со своим жилым домом в 1874-ом году. Да, да, ее построил, разумеется, архитектор Каминский. Третьяков – москвич, русак, собирал только русское искусство. Но в выборе направленности собрания был и некий расчет. Павел Михайлович как-то говорил дочери, что когда купил свои первые картины, а это были голландцы, понял, что ему не хватает знаний и опыта, чтобы безошибочно покупать работы западных мастеров. А работы русской школы можно было приобретать из первых рук, у самих авторов.
Известен анекдот, как Павел Михайлович запрещал подпускать Репина к его же собственным работам, так как тот постоянно улучшал их. Менее известно, что Третьяков сам иной раз дописывал купленные работы. Так, например, как-то подправил красноту лба на портрете Репина. При кабинете Третьякова была комната-мастерская, где он собственноручно реставрировал и покрывал лаком работы.
Сегодня разросшаяся галерея окружила церковь Николы в Толмачах, а когда-то она стояла на соседнем с Третьяковыми участке. Павел Третьяков разделял христианские убеждения купцов 19 века, что все нажитое от общества должно вернуться обществу полезными учреждениями. За годы жизни он пожертвовал Московскому купеческому обществу более миллиона рублей, также поддерживал школы, храмы, учреждал стипендии, например в консерватории, содержал русскоязычную газету «Рижский вестник», давал Цветаеву на слепки и Миклухо-Маклаю на экспедиции. Но главные траты были на галерею и покупку картин.
Московским женихам было интересно, сколько Третьяков давал за дочерями. Он хотел, чтобы они вышли за купцов, людей своего сословия с деньгами, а девушки выбрали – музыканта (отец долго не давал согласие на этот брак), художника и двух врачей, братьев Боткиных. Только в этом случае Третьяков остался доволен, он выделил каждой по 200 тысяч рублей, условившись, что пока жив, выдает в год 5 процентов с капитала. 10 тысяч тогда – это было жалование министра, городского головы, управляющего банком. А захотят больше, пусть заработают сами.
Недалеко от галереи стоял то ли кабак, то ли притон. Третьякову соседство не нравилось он дом купил и заколотил, а в завещании оставил 220 тысяч рублей на устройство и последующие содержания приюта для вдов и сирот художников. Архитектор Курдюков спроектировал 16 квартир. На первом этаже шесть для вдов с детьми, две комнаты, прихожие 56 квадратных метров. На втором этаже 10 комнат номерного типа для одиноких по 27 квадратных метров, ну а два верхних этажа появились уже после революции.
Также по завещанию Павел Михайлович Третьяков оставил 400 тысяч рублей на устройство в Москве на Большой Серпуховской улице приюта для слабоумных. Его старший сын Михаил, названный в честь деда, родился умалишенным, и 40 лет прожил в семье под присмотром. Приют был построен архитектором Соловьевым по первому слову техники, здесь было электричество, двойная вентиляция с подогретым и увлажненным воздухом, на фасадах элементы древнерусского стиля. Всего приют для умалишенных имени Третьякова был рассчитан на 380 человек.
Внешне тишайший и скромный, недаром в юности друзья дали Третьякову прозвище «Архимандрит», он оставил Москве не только корпуса Третьяковской галереи. Стоят школы, которые он поддерживал, приюты, которые он построил, Музей изящных искусств, консерватория, многочисленные дома друзей и родственников.
«Розоватый дождь в апреле,
Разноцветные соборы,
Зимы в синей акварели,
В охре осени узоры.
Кто-то кистью, кто-то мыслью
Измерял фарватер Леты.
Кто-то честью, кто-то жизнью
Расплатился за сюжеты». (с)
Материал взят из передачи Михаила Жебрака «Москва купеческая». Фото без моих логотипов взяты из Сети.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →